На главную

З.ФРЕЙД, Психология масс и анализ человеческого "Я"

 Х. МАССА И ПЕРВОБЫТНАЯ ОРДА 
В 1912 году я согласился с предполо-
жением Ч. Дарвина, что первобытной формой человеческого
общества была орда,  над которой неограниченно властво-
вал сильный самец. Я сделал попытку показать, что судь-
ба  этой орды оставила неизгладимые следы в истории че-
ловечества,  в частности -- что развитие тотемизма, ох-
ватывающего зачатки религии,  нравственности и социаль-
ного расчленения,  связано с  насильственным  убийством
вождя  и  превращением  отцовской орды в братскую общи-
ну30. Правда, это -- только гипотеза, как и многие дру-
гие предположения,  с помощью которых исследователь до-
исторического периода пытается осветить мрак, окутываю-
щий первобытный период -- один снисходительный английс-
кий критик (Кroeger) остроумно назвал ее "just so  sto-
ry",  -- но я думаю, что эта гипотеза заслуживает боль-
шего внимания,  если она оказывается способной  создать
связь и понимание в новых областях знания. Человеческие
массы показывают нам опять-таки знакомую картину власт-
ного  самодержца среди толпы равных между собой товари-
щей;  картина эта содержится и в нашем представлении  о
первобытной  орде.  Психология этой массы,  в том виде,
как мы ее знаем из часто приводившихся описаний --  ис-
чезновение сознательной индивидуальности,  ориентировка
мыслей и чувств в одинаковых направлениях, преобладание
аффективности и бессознательной душевной сферы, тенден-
ция к немедленному выполнению  появляющихся  намерений,
-- соответствует состоянию регрессии до примитивной ду-
шевной деятельности,  которую можно было  бы  приписать
именно  первобытной орде.  К первобытной орде относится
особенно то,  что мы раньше описали в общей характерис-
тике людей. Воля индивида была слишком слаба, он не ре-
шался действовать.  Никакие импульсы,  кроме коллектив-
ных, не осуществлялись, существовала только общая воля,
единичной воли не было,  представление не решалось  вы-
литься в волевой акт, если оно не было усилено ощущени-
ем  своего  всеобщего  распространения.  Эта   слабость
представления находит свое объяснение в силе общей всем
участникам массы эмоциональной привязанности, а присое-
диняющаяся  однородность  жизненных обстоятельств и от-
сутствие частной собственности определяет  однородность
жизненных  актов  у отдельных индивидов.  -- Экскремен-
тальные потребности тоже  не  исключают  общности,  как
можно заметить у детей и солдат. Единственным безуслов-
ным исключением является половой акт,  в котором третье
лицо по меньшей мере излишне:  в крайнем случае,  мучи-
тельно ожидают его ухода. О реакции сексуальной потреб-
ности  (генитального  удовлетворения)  против стадности
см.  ниже. Итак, масса кажется нам вновь ожившей перво-
бытной ордой. Подобно тому, как первобытный человек мо-
жет ожить в каждом индивиде,  так и из любой человечес-
кой толпы может быть воссоздана первобытная орда.  Пос-
кольку масса обычно господствует над людьми,  мы узнаем
в  ней продолжение первобытной орды.  Мы должны были бы
сделать заключение, что психология массы является древ-
нейшей человеческой психологией.  Индивидуальная психо-
логия,  которую мы выделили,  пренебрегала  остаточными
массовыми проявлениями, выросла лишь впоследствии, пос-
тепенно и,  так сказать,  частично лишь обособившись из
древней психологии масс.  Мы еще рискнем указать исход-
ный пункт этого развития. Ближайшее рассуждение показы-
вает нам, в каком пункте это положение нуждается в кор-
рекции.  Индивидуальная психология должна быть столь же
древней,  как  и массовая психология,  так как с самого
начала существовала двоякая психология:  психология ин-
дивидов -- участников массы, и психология отца, началь-
ника,  вождя. Индивиды, составлявшие массу, были так же
связаны,  как мы их видим еще и теперь,  но отец перво-
бытной орды был свободен. Его интеллектуальные акты бы-
ли сильны и независимы даже в своей обособленности, его
воля не нуждалась в усилении другой волей.  Мы  в  силу
последовательности должны предположить, что его "Я" бы-
ло мало связано в либидинозном отношении,  он не  любил
никого, кроме себя, других любил только постольку, пос-
кольку они служили его потребностям.  Его "Я" не давало
объектам  ничего лишнего.  На заре истории человечества
он был сверхчеловеком, которого Ницше ожидал лишь в бу-
дущем.  Еще теперь участники массы нуждаются в иллюзии,
что все они в одинаковой мере  любимы  вождем,  но  сам
вождь не должен любить никого, он должен принадлежать к
породе властвующих,  быть абсолютно нарцисичным, но са-
моуверенным  и  самостоятельным.  Мы знаем,  что любовь
создает преграду нарцисизму,  и мы могли показать,  как
она  стала культурным фактором благодаря этому влиянию.
Первобытный отец орды не был еще бессмертным,  каким он
стал  впоследствии  благодаря  обожествлению.  Когда он
умер,  он должен был быть заменен; его место занял, ве-
роятно,  один  из  младших  сыновей,  бывший до тех пор
участником массы, как и всякий другой индивид. Следова-
тельно, должна существовать возможность превратить пси-
хологию массы в индивидуальную психологию,  должно быть
найдено условие, при котором осуществляется такое прев-
ращение,  подобно тому как пчелы имеют возможность сде-
лать,  в случае необходимости,  из личинки матку вместо
работницы.  Тогда можно представить себе только следую-
щее: первобытный отец мешал своим сыновьям в удовлетво-
рении их прямых сексуальных стремлений; он принуждал их
к воздержанию и вследствие этого к эмоциональной привя-
занности к себе и друг к другу; эти привязанности могли
вытекать из стремлений, имевших заторможенную сексуаль-
ную цель.  Он вынуждал их, так сказать, к массовой пси-
хологии.  Его сексуальная ревность и нетерпимость стали
в конечном итоге причиной  массовой  психологии.  Можно
также предположить,  что изгнанные сыновья, разлученные
с отцом,  использовали результат идентификации  друг  с
другом  для гомосексуальной объектной любви и получили,
таким образом, свободу для убийства отца. Для того, кто
становился  его последователем,  тоже дана была возмож-
ность сексуального удовлетворения,  и этим  открыт  был
выход  из условий массовой психологии.  Фиксация либидо
на женщине,  возможность удовлетворения без отсрочки  и
без  отлагательства положили конец значению заторможен-
ных в смысле цели сексуальных влечений и позволили нар-
цисизму  всегда оставаться на одном и том же уровне.  К
этому взаимоотношению между любовью и образованием  ха-
рактера  мы еще вернемся в последней главе.  Подчеркнем
еще раз,  как особенно поучительный момент, соотношение
между  конституцией первобытной орды и условиями,  пре-
дохраняющими искусственную массу от распада.  На приме-
рах войска и церкви мы видели, что таким условием явля-
ется иллюзия об одинаковой любви вождя ко всем участни-
кам  массы.  Но это -- прямо-таки идеалистическая обра-
ботка соотношений,  существующих в первобытной орде,  в
которой все сыновья чувствуют себя одинаково преследуе-
мыми отцом и одинаково боятся его.  Уже ближайшая форма
человеческого общества, тотемистический клан, предпола-
гает это преобразование, на котором построены все соци-
альные обязательства. Неразрушимая прочность семьи, как
естественного массового образования,  покоится на  том,
что  эта  необходимая предпосылка одинаковой любви отца
может действительно оказаться верной  для  нее.  Но  мы
ожидаем  большего от оценки массы с точки зрения перво-
бытной орды. Эта оценка должна приблизить нас к понима-
нию того непонятного,  таинственного в массе, что скры-
вается за загадочными словами:  гипноз и внушение.  И я
полагаю,  что  эта  оценка может приблизить нас к этому
пониманию.  Вспомним о том, что гипноз заключает в себе
нечто жуткое, характер же жуткого указывает на какое-то
вытеснение дряхлой старины и искренней привязанности31.
Вспомним о том, как производится гипноз. Гипнотизер ут-
верждает,  что он обладает таинственной силой, лишающей
субъекта  его собственной воли,  или -- что то же самое
-- субъект верит в то,  что гипнотизер  обладает  такой
силой.  Эта таинственная сила -- в публике ее еще часто
называют животным магнетизмом -- должна быть той  самой
силой,  которая являлась для первобытных народов источ-
ником табу,  т. е. силой, исходящей от королей и от на-
чальников,  благодаря которой к ним опасно приближаться
(Mana). Гипнотизер хочет обладать этой силой; как же он
выявляет ее?  Требуя от человека, чтобы тот смотрел ему
в глаза;  в  типичном  случае  он  гипнотизирует  своим
взглядом. Но именно взгляд вождя опасен и невыносим для
первобытных,  как  впоследствии  взгляд  божества   для
смертных.  Еще  Моисей  должен  был служить посредником
между своим народом и Иеговой,  так как народ не  вынес
бы взгляда божества,  и когда Моисей возвращается после
общения с богом,  то от его лика исходит сияние,  часть
(Mana) перенеслась на него, как на посредника первобыт-
ных людей32.  Конечно,  гипноз можно вызвать и  другими
путями.  Это может ввести в заблуждение, это дало повод
к необоснованным физиологическим теориям,  как например
гипноз,  вызванный  фиксацией на блестящем предмете или
выслушиванием монотонного шума.  В действительности эти
приемы служат лишь отвлечению и приковыванию сознатель-
ного внимания.  Ситуация такова, как если бы гипнотизер
сказал  человеку:  "займитесь  исключительно  моей лич-
ностью, весь остальной мир совершенно неинтересен". Ко-
нечно, было бы технически нецелесообразно, если бы гип-
нотизер действительно повел такую  речь.  Благодаря  ей
гипнотизируемый  был бы вырван из своей бессознательной
установки и у него возникло бы сознательное сопротивле-
ние.  И  хотя гипнотизер старается не направлять созна-
тельное внимание субъекта на его намерения и хотя испы-
туемое лицо погружается в такое состояние,  при котором
весь мир должен стать  для  него  неинтересен,  однако,
гипнотизируемый  бессознательно  концентрирует все свое
внимание на гипнотизере,  создает  установку  раппорта,
перенесения на гипнотизера. Косвенные методы гипнотизи-
рования,  подобно некоторым техническим приемам остроу-
мия,  имеют,  следовательно,  результатом  определенное
распределение душевной энергии,  так как иное распреде-
ление  нарушило  бы  течение бессознательного процесса;
эти методы приводят, в конце концов, к той же цели, что
и  прямое  воздействие  путем  пристального взгляда или
пассов. При гипнозе у человека существует бессознатель-
ная установка на гипнотизера в то время, как сознатель-
но он фиксирует свое внимание на изменяющихся,  неинте-
ресных восприятиях. При психоаналитическом лечении име-
ет  место  противоположная  ситуация,  что  заслуживает
здесь упоминания. Во время психоанализа, по крайней ме-
ре, один раз бывает так, что пациент упрямо утверждает,
что  теперь  ему абсолютно ничего не приходит в голову.
Его  свободные  ассоциации  приостанавливаются,  и  его
обычные  импульсы  привести  их в движение не достигают
цели.  При настойчивости можно добиться, наконец, приз-
нания в том,  что пациент думает о виде,  открывающемся
из окон кабинета,  об узоре обоев на стене,  которую он
видит перед собой, или об электрической лампочке, спус-
кающейся с потолка. Это означает, что пациентом овладе-
ло перенесение,  что к нему предъявляют свои права бес-
сознательные мысли,  относящиеся к  врачу.  Прекращение
свободных  ассоциаций  исчезает у пациента,  как только
объяснить ему это.  Ferenczi совершенно правильно уста-
новил, что гипнотизер занимает место родителей, отдавая
приказание уснуть,  предшествующее часто процедуре гип-
ноза.  Он полагает, что нужно различать два вида гипно-
за: мягко успокаивающий и угрожающий; первый тип он от-
носит  к материнскому прототипу,  второй -- к отцовско-
му33.  Приказание спать,  отдаваемое при гипнозе,  тоже
обозначает не что иное, как требование не проявлять ни-
какого интереса к внешнему миру и сконцентрировать  его
на личности гипнотизера. Это приказание так и понимает-
ся гипнотизируемым,  ибо в этом отвлечении от  внешнего
мира  заключается  психологическая характеристика сна и
на нем покоится родственность сна с гипнотическим  сос-
тоянием.  Итак, гипнотизер будит своими мероприятиями у
гипнотизируемого часть его архаического наследства, ко-
торое  проявлялось  и в отношении к родителям и которое
претерпевало в отношении к отцу  индивидуальное  возоб-
новление  (Wiederbelebung);  он  будит представление об
очень сильной личности в отношении которой можно  иметь
только  пассивно мазохистическую установку,  в присутс-
твии которой нужно потерять свою волю;  остаться с  ней
наедине,  "попасться  ей  на глаза" -- является большим
риском.  Только в таком виде  мы  можем  приблизительно
представить  себе отношение индивида в первобытной орде
к первобытному отцу.  Как мы знаем из  других  реакций,
индивид  сохраняет варьирующую в зависимости от индиви-
дуальных особенностей степень  оживления  таких  старых
ситуаций.  Знание того,  что гипноз является только иг-
рой,  ложным обновлением тех старых впечатлений,  может
все же остаться и обеспечить сопротивление против слиш-
ком серьезных  последствий  гипнотического  уничтожения
воли.  Жуткий,  навязчивый характер массы, обнаруживаю-
щийся в ее суггестивных проявлениях, может быть, следо-
вательно,  по праву отнесен за счет ее происхождения от
первобытной орды.  Вождь массы все еще является  перво-
бытным  отцом,  которого продолжают бояться;  масса все
еще хочет,  чтобы ею управляла  неограниченная  власть;
она страстно жаждет авторитета;  она жаждет, по выраже-
нию Лебона,  подчинения. Первобытный отец является мас-
совым идеалом,  который владеет вместо "Я"-идеала чело-
веческим "Я". Гипноз может быть с правом назван массой,
состоящей из двух человек,  внушение может быть опреде-
лено как убеждение,  основанное не на восприятии и мыс-
лительной работе, а на эротической привязанности. Нужно
отметить,  что взгляды, изложенные в этой главе застав-
ляют нас вернутся от Bernheim'овского понимания гипноза
к наивному, более старому толкованию его. По Bernheim'y
все  гипнотические  феномены  нужно считать производным
внушения,  а внушение является моментом,  неподдающимся
дальнейшему объяснению.  Мы приходим к выводу, что вну-
шение является  проявлением  гипнотического  состояния,
имеющего прочное обоснование в бессознательно сохранив-
шемся предрасположении из первобытной  истории  челове-
ческой семьи.